Ален Делон и Путь самурая.
Ален Делон и Путь самурая.

Ален Делон и Путь самурая.

В сети люди вспоминают и прощаются с Аленом Делоном. И действительно, ушла эпоха. И мы прощаемся с ней.

Одна девушка, автор статьи на эту тему, написала в ней про фильм Двое в городе, который произвел на нее неизгладимое впечатление. Что этот фильм про завистников и такой порок как зависть, и что она от этого порока с того времени, как посмотрела, старалась избавиться. И что даже избавилась. Полностью. Оказалось, что я тоже смотрел этот фильм. Очень давно. Так давно, что забыл его полностью. Кроме самой концовки, которую уже не мог прикрепить к ее предыстории. Момент, где ножницами отрезают воротник от рубашки. Это единственное, что я помнил. Пришлось пересмотреть фильм. И вот что из этого вышло:

Ну в общем так… Что тут скажешь? Если одним словом. Французы… Сюсюканья это не всегда любовь. Красавец-мужчина это не всегда мужчина. Декорация. Правильная и славная. Все остальное — закономерный результат. Впрочем, человек тоже не бывает без слабостей. И мужчинам тоже бывает страшно. Когда нет страхов, то нечего и преодолевать.

И тем не менее.

Слепые ведут слепых.

Инспектор слепой, его убийца тоже недоразвитый. Такой же судья, прокурор и защитник. И воспитатель. Прошляпил своего подопечного. Джино убил в состоянии аффекта, инспектор угрожал его женщине. Всему, что ему было дорого. Совсем им кислород перекрыть решил. Причем, самыми грязными методами. Инспектор сам виноват. И защита тоже дурацкая, что они думали, что пожизненное лучше казни? Гниение в тюрьме за благо почитали? Ну гении, че, раз до такого додумались. А может им на самом деле наплевать было на своего подзащитного.  Эгоисты. Они за него решили что ему лучше. А что реально лучше их совершенно не интересовало. Отпустить его надо было требовать. Если не наградить. Блаженны милостивые. И другим таким инспекторам неповадно было бы. Пугануть Джино можно было, но помиловать. Он убил в состоянии сам не знаю как это получилось. Но если он такой псих, и это воспримет как поощрение? Это надо учесть. Он защищался. Он оборонялся. Пусть по-дурацки. А надо было подключать воспитателя, который (слабоумный тупица) еще и подписать его бумажку уговорил. Все там виноваты, бестолочи французские. Ален Делон красавчик. Но не мужчина. Мальчик.

Не взирай на этот мир со страхом и отвращением. Смело смотри в глаза тому, что предлагают тебе боги. (Морихей Уэсиба.)

Фудосин (непоколебимое или неподвижное сердце) это способность (возможность) смело (по)смотреть в глаза тому, что предлагают тебе боги. Принять реальность. Суровую. Не дрогнуть. Не предать. Выстоять. Это быть сильным, чтобы посмотреть в глаза реальности, которая существует. Вектор. Ад. Смерть. Вот достойные противники и враги, заслуживающие внимания и уважения. Принятие смерти, как принятие поражения, если ему суждено случиться. Холод, голод, одиночество, нищета. Беззаконие. Гибель. В поединке мы тренируем принятие смерти. Учимся, практикуем и тренируемся отношению к тому, что мы можем проиграть. Заболеть. Погибнуть. Готовности к смерти. Отношению, которое означает готовность и способность к принятию жизни… Такой, какая она есть. Достойно проигрывая, мы укрепляем свое достоинство и становимся еще достойнее.

Путь самурая означает смерть.

(и от этого оттолкнувшись, мы получаем жизнь. Кто хочет сохранить свою жизнь, тот потеряет ее.)

То есть, на самом деле, самурай как раз стремился к победе, жизни и спасению. Через принятие и стремление к смерти. Смертью смерть попирая, смотря ей прямо в глаза. Круша ее своим духом.  Как атеисты верят в Бога через отрицание. Вот и выходит, что атеисты и есть истинно верующие. Ведь что такое атеист? Если задуматься. По сути своей. Отбрасывающий церковно-обрядовую и ритуальную мишуру. Предпочитающий суть и практическое дело богословскому словоблудию. «Правильному и славному». А теперь у нас наоборот, все заделались верующими. Мода на атеистов прошла и всё катится под гору. В безбожном СССР было больше Бога, правды и порядка чем в набожной новой России. Демографией не занимались, потому что и так люди рожали. Без всяких материнских капиталов. Сами. А сейчас рожают для демографии и материнских капиталов. Результат очевиден. И закономерен.

Кто более готов к проигрышу, не привязан к победе или исходу конфронтации, тот спокойней и действует. Тот более устойчив. Если бы Джино был готов, он бы не кинулся на инспектора. Он бы спокойно и хладнокровно действовал и защищался. Весь расчет и был на то, чтобы его спровоцировать. Вывести из себя, и потом уничтожить. Всё как в кендо. И инспектору это удалось. Правда ценой своей жизни. Что говорит о том, что он сам был спровоцированным. Чем? Успешностью Джино. Слепые ведут слепых. Если бы в этой истории оказался хотя бы один знающий человек, неслепой, он бы остановил этот идиотизм. (Или уклонился от него, от участия в нем. Или перетерпел.) Освободить его надо было. Хватит насилие наказывать насилием. Умножать скорбь.  Пытаться воскресить одних, убивая других. Хватит око за око зуб за зуб. Ветхозаветное средневековье. Инквизиция. Угрозы нет, Джино работает. Угроза исходит от таких вот инспекторов. Инспектора надо было судить-обсуждать. И гильотинировать.

Господин воспитатель, но вы же все-таки не потребуете, чтобы была наказана жертва этого случая?

Инспектор преступник. Он уничтожает саму идею перевоспитания, в которую и так уже мало кто верит. Ну а раз он уже казнен, то и кончено. Дело закрыто. Смысл правосудия в поддержании в обществе справедливости и защите общества от преступников. Инспектор, представитель власти, слуга закона, подминает его и творит беззаконие. Он сам оказался преступником, что еще более чудовищно. Вот его Бог и покарал. Вы хотите против Бога пойти? Да, вы именно это и хотите, и делаете. Не хотите понять, что здесь Христа распнуть пытаются? Он ведь тоже менял и торговцев из храма выгнал. А это кощунство и хулиганство. Оскорбление чувств верующих. Подрыв устоев общества и даже угроза для государства. Вы не хотите увидеть здравый смысл и что закон для человека, а не человек для закона. Вы хотите антихриста, потому что он ваш пастырь. Вы защищаете такого инспектора, потому что вы такие же как и он. Защищая его, вы свидетельствуете о самих себе, защищаете самих себя.

А вы, слабоумный и слепой воспитатель, не видите с кем вы имеете дело, когда рассчитываете на быть услышанным. Тут только один выход, силовой. И последующее уничтожение мира сего. Идиотской системы, созданной идиотами для идиотов. Вместе с идиотами. Освободить обвиняемого. И куда потом? В мир таких же инспекторов, слабостей, дружков и соблазнов?

Мы собрались здесь не для суда над нашей юстицией!

Всегда нужно идти только вперед. Как Суворов, смотреть в глаза той реальности, которая есть. Это и есть Фудосин. Ничто не должно быть способным остановить это движение. Остановка это смерть. Не позволяйте никаким мыслям остановить, удручить, отчаять, впечатлить, потрясти, поразить вас. Только вперед. Так устроена сама жизнь. Это не фантазия, которую вы сами себе внушаете.

Гильотина? Вот дураки… Я им негодяя-инспектора убил, а они мне вместо благодарности… Хотят своей гильотиной впечатление произвести. Да я даже вашим идиотизмом не впечатлюсь. По себе судите. Это вам страшно умирать. Своими личностными страшилками меня напугать хотите. И людей. Вот что вам нужно.

И даже в фильме они всё сделали так, как будто им это удалось. Сами себе соврали. Потому что если люди живут во лжи и все время врут, они и сами себе правды сказать не могут. Им остается только надеяться, что страху нагнать сумеют. Ибо страх это удел рабов. Но также как и с Христом, будет обратный эффект. (Кстати, такие истории это уже шокирующий контент. Ушла эпоха.)

Как-то раз Миямото Мусаси поинтересовался у своего юного ученика Дзётаро, в чем тот видит цель жизни. Юноша, не задумываясь, ответил:
— Быть как вы!

— Маловато для цели, — пожурил его Мусаси. — Лучше стать как гора Фудзи, настолько широкая и прочная у основания, что даже самые сильные землетрясения не в состоянии пошелохнуть ее, и настолько высокая, что с ее склонов самые высокие постройки людей кажутся игрушечными. Если разум твой будет так же высок, как Фудзи-сан, ты сможешь видеть все как на ладони. Ты увидишь те причины, из которых проистекают события, а не просто то, что творится вокруг.

Поднимаясь по извилистой горной тропе, Мусаси и Дзётаро дошли до того места, где над дорогой навис огромный валун. Поначалу им показалось, что при малейшем движении его громада сорвется с откоса и раздавит их. Присмотревшись, они, однако, поняли, что камень настолько прочно врос в склон, что только мощный природный катаклизм сможет его высвободить. Как бы то ни было, Дзётаро опасливо поспешил прошмыгнуть под валуном и отбежать подальше. Преспокойно последовавший за ним Мусаси не мог не заметить реакции ученика, напуганного камнем, и воспользовался этим примером, чтобы лишний раз закрепить урок.
— Ты должен тренироваться, чтобы стать как этот валун, — сказал Мусаси пристыженному Дзётаро. — Когда твоя сила скрыта от глаз и укоренена так глубоко, ты непоколебим. При этом так могуч и громаден, что видимая твоя часть заставляет людей съеживаться под твоей тенью.

Мусаси осознавал, что конечная цель совершенствования в искусстве меча заключается в том, чтобы добиться такого мастерства и такого духовного развития, при котором уже одно твое присутствие наводило бы страх на окружающих и ни один храбрец не отважился бы бросить тебе вызов. Жизнь самого Мусаси красноречиво доказала, что подобная цель хоть и трудна для всех, но вполне достижима для некоторых. Поднявшемуся же на такой уровень редко (если вообще когда-нибудь) придется вступать в поединки.

Именно это редкое качество Мусаси впоследствии искал, подбирая достойных учеников. Уже удалившись от дел и совершенствуя свой дух через искусство живописи, скульптуры и каллиграфии, Мусаси все же принял приглашение даймё Кумамото прибыть к нему в замок и обучить лучших самураев, которые готовились стать наиболее приближенными слугами и телохранителями. Даймё настолько высоко ценил Мусаси, что распорядился, чтобы все его самураи — а их у него было в подчинении несколько сотен — выстроились по обеим сторонам улицы, соединяющей городские ворота с замком. Когда Мусаси проходил мимо них, каждый отвешивал ему уважительный поклон. При этом он заметил, что даже эти закаленные бойцы отворачиваются под его прямым взглядом. Только одного самурая не смутило это привычное для самого Мусаси выражение лица.

По прибытии в замок даймё поинтересовался, произвел ли кто-нибудь из самураев на Мусаси особенно благоприятное впечатление. Вероятно, он просто хотел удостовериться в том, сумел ли гость с первого взгляда определить наиболее искусных фехтовальщиков. Вместо ответа Мусаси подвел даймё к тому человеку, который не опустил глаз, и заявил:
— Вот этот.
— Не понимаю, — изумился даймё. — Он почти не тренируется и занимает весьма скромный чин. Откровенно говоря, его главная обязанность — тесать камни для замка.
— Может быть, — ответил Мусаси. — И все-таки это ваш лучший самурай. — Повернувшись к каменотесу, Мусаси осведомился: — Расскажи-ка мне, как ты занимаешься, что не испытываешь страха перед лицом смерти?
— Да я и не занимаюсь-то, — признался самурай. — Просто каждый вечер, укладываясь спать, я вынимаю из ножен меч и подвешиваю его на тонкой веревке над головой. Потом ложусь под ним и смотрю на его острие, пока ни засыпаю.
— Он и вправду ваш лучший самурай, — сказал Мусаси с понимающей улыбкой. — Он единственный из ваших людей каждый день сталкивается со смертью, поскольку знает, что в любой момент вместе с тонкой веревкой может оборваться и его жизнь. Вот из кого я подготовлю для вас личного телохранителя.

И все же с возрастом Мусаси, к своему величайшему разочарованию, осознал, что даже такого уровня развития характера недостаточно. Хотя даже самые храбрые самураи опасались смотреть ему в глаза, ему не раз бросали вызов, и он был вынужден убить в общей сложности более шестидесяти противников. Он обнаружил, что его сила и непобедимость притягивают, как свечка мотылька, искателей славы. Ведь всякий, кому бы удалось одолеть легендарного Мусаси, в один миг прославился бы, получил право открыть собственную школу и наверняка получил бы доходное и престижное место слуги какого-нибудь даймё, а то и самого сегуна.

Спустя еще несколько лет Мусаси снова удалился в горы, на сей раз вместе со своим закадычным другом и учителем — монахом Сохо Такуаном. Они медитировали в состоянии дзадзэн на берегу тихого ручья с крохотным водопадом, когда ощущение тревоги подсказало Мусаси, что рядом есть кто-то еще. Оставаясь внешне в безмятежности, он одним взглядом отыскал неторопливо скользящую под кустами возле Такуана ядовитую гадюку.

Мусаси, затаив дух, молча наблюдал за смертоносной змеей. Он прекрасно знал, что малейший шорох может напугать ее и заставить наброситься на его друга. Тут он с изумлением увидел слабую улыбку на губах Такуана, который тоже заметил гадюку и теперь спокойно взирал на то, как она ползет по его ногам. Но еще удивительнее невозмутимости монаха перед лицом надвигающейся опасности было то обстоятельство, что змея как будто воспринимала его как естественную часть ландшафта.
Переползя через Такуана, змея продолжила свой путь по направлению к Мусаси. В шаге от него она учуяла его присутствие и отпрянула, изготовившись к нападению. Мусаси остался неподвижен. При этом от него исходила такая угроза, что гадюка, недолго думая, ускользнула в кусты и больше не показывалась. Любой другой человек, имей он столь пугающую ауру, непременно возгордился бы, тогда как Мусаси не испытал ничего, кроме стыда, поскольку понял свой самый главный недостаток.

— Что тебя так огорчило? — спросил Такуан, заметив, как изменилось настроение друга.
— Всю жизнь, — посетовал Мусаси, — я учился наводить страх на окружающих, чтобы никто не дерзнул на меня напасть. Я своего добился, и теперь все живые существа инстинктивно боятся меня. Ты видел, как эта гадина улепетывала от меня?
— Да уж видел, — ответил монах. — А поскольку она так на тебя и не напала, значит, ты победил ее, не нанеся ни единого удара. Так что благодаря твоему замечательному мастерству теперь и ты, и змея живы. — Хотя он знал ответ, Такуан все же поинтересовался: — Так что же ты расстраиваешься?
— Потому что я так силен, что никто не может со мной сравниться. Мне никогда не обрести истинный мир. — Мусаси указал на монаха и восторженно продолжал: — Не то что ты. Ни ты змеи не испугался, ни она тебя. Твой дух настолько спокоен и естественен, что она приняла тебя за камень. Ты для нее все равно что дерево или ветер. И люди относятся к тебе точно так же.
Такуан только улыбнулся, довольный тем, что его друг сделал для себя это открытие.

Остаток жизни Мусаси посвятил тому, чтобы поднять свой дух до уровня духа Такуана.

Ну и вот мой комментарий:

Забавно, что Мусаси еще в самом начале говорит про валун, а потом делает его открытие с Такуаном. Выходит, что никаких противоречий не было с самого начала. Но может быть он встретился с Такуаном до разговора со своим учеником?) А Дзётаро к нависающему валуну надо было просто еще более внимательней присмотреться. Вот это и есть самое главное, потому что гораздо опаснее те валуны, которые кажутся безопасными.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *